Повесть-поэма (отрывок)
 
Полная версия — http://www.chitalnya.ru/work/524704/ 

I.

— Так что, Миша, долго ли нам ещё трястись в этой скрипучей телеге до злополучного дома Матрёны? – спросил с чувством нетерпения и негодования Семён Незванов у своего попутчика, Михаила Сытина, — неужели и впрямь, туда невозможно ни на чём добраться, кроме, как на телеге?
— Ещё далековато, Семён, — ответил Михаил, — придётся ещё маленько потерпеть, игра стоит наших треволнений… Можешь мне на слово поверить, что кроме, как на телеге, до деревни Топтыково добраться невозможно… Странная у нас страна: на карте дороги значатся, а фактически их вовсе нет. Однако же, из года в год, на ремонт несуществующих дорог выделяются колоссальные средства.
Приятели, словно сговорились, хмыкнули многозначительно. Было видно, что они несказанно довольны этой своей новой идеей, и предвкушали богатую поживу-добычу. Михаил Сытин, мужичонок, лет сорока пяти, был карликового роста, но чрезвычайно шустрый, пронырливый и алчный; глаза его бегали в разные стороны, словно находились в постоянном поиске, — чем-либо поживиться…
— Как знать, — завершил Михаил свою мысль, — вполне возможно, что наше бездорожье окажет нам неплохую услугу в нашем деле… Дело-то наше верное!
Семён Незванов внимательно посмотрел на своего попутчика и хитро улыбнулся. Он знал своего подельника Мишку, как облупленного, и не доверял ему ни в чём и нисколько, но, повязанный с ним тёмными, грязными делами, терпел его рядом с собой до поры до времени. Он только и ждал окончания этой, как он любил выражаться, «тайной вечери», чтобы убрать Сытина со своего пути, как не желаемого свидетеля. – Он слишком много знает, — подумал Семён, — надо бы его поскорее от себя палкой отшибить, но сейчас ещё не время…
Незванов был явно не в духе. Он сомневался в успехе этого нового дела; сомнение буквально подтачивало его изнутри, он нервничал, кусал губы, щека его подёргивалась. Семёну Незванову было лет под шестьдесят, но он всячески сам себя подбадривал, изо всех сил старался произвести на окружающих внушительное впечатление; любил, что бы его боялись и уважали. Пусть многое не любят меня, но уважать им Семёна всё же придётся…
— Ещё далековато, — словно сам для себя повторил Михаил, искоса всматриваясь в лицо Семёна, желая разгадать его мысли. Он чувствовал перемены в настроении своего подельника, но старался не подавать вида…
— Так, значит, поменяемся ролями мы с тобой, Михаил, — ты в Топтыковском райцентре заправлять делами станешь, а мне в деревенской Топтыковской глубинке попотеть придётся: за себя и за того парня…
— Выходит так. Сказать по правде, — я завидую тебе, Семён. В самом раю пребывать будешь. Жить станешь в старом Толстовском доме, в барской усадьбе. Старинный громадный двухэтажный барский особняк на высокой горе с видом на реку Упу, внизу большие роскошные пруды с лилиями. К дому с высокими парадными колоннами ведёт старая, липовая аллея с цветниками. Дом, конечно, уже ветхий, с печным отоплением, но всё у тебя будет под рукой. В этом доме находится столовая, почта, аптека, и твоя контора.
— А что это за Толстовское поместье, Михаил? Кому оно принадлежало?
— На это точного ответа у меня нет. Говорят в народе, что жил в этой усадьбе какой-то близкий родственник семейства Толстых. А вот, каких именно Толстых, точно сказать не могу, может быть по линии Льва Николаевича, а может быть Алексея Толстого?! Врать не стану. Наверняка не знаю… Всем домовым хозяйством, хорошо заведует Матрёна: там у неё и пасека, и коровы, и фруктовый сад. Но самое прибыльное дело у Матрёны – аквариум…
— Разве это можно назвать стоящим делом, разводить и продавать рыбок?!
— Ой, не скажи, Семён… Поверь мне, дело это не только стоящее, но более чем стоящее. Особенно ценятся её золотые рыбки: плодятся быстро, а цена и спрос на них постоянно растут… Так что, огромная Матрёнина кубышка-матрёшка, полным полна и денег у неё – куры не клюют!.. Небольшой дом Матрёны, находится неподалёку от Толстовского дома и надёжно охраняется целой сворой бойцовских собак, которые без привязи, свободно бегают вокруг её дома за высоким забором… — Да вот уж и Толстовское поместье на горе виднеется, — с каким-то необыкновенным оживлением воскликнул Михаил, — видишь, вон белеется, справа от липовой аллеи?!