мар 15, 2012 | 21:03

Полная версия — http://www.proza.ru/2010/05/05/40
 
ПРОЛОГ
 
Надо же ведь такому случиться, что само произведение давно уже было готово, а вот приличного пролога к нему всё никак не выходило. Словно в заколдованном лесу долго ходил между трёх берёз и ни на шаг не продвигался. А между тем, в точности знаю, что без этого пролога, все достоинства поэмы сильно пострадают, если учесть, что подобные сады литературы осваиваются в основном двумя видами читателей: одни — читают только пролог, а другие — вовсе поэм не читают. Мне искренне хотелось выискать для моей поэмы все красоты и изящества из глубин морских и небесных, из недр земных, из душ человеческих. Я старался чаще бывать в Храме Природы, где царит мир, тишина и покой, где в небесах ликует счастливое Солнце. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы вдохновить меня на удовлетворительное написание пролога. Как только я начинал сравнивать его с прологами у других авторов, сразу же было ясно, что мой вариант никуда не годится. У других авторов сплошь и рядом были столь удачно подобраны эпиграфы великих пророков, изречения знаменитых мыслителей, писателей и учёных от Аристотеля и Платона до Эйнштейна и Барбюса. Одно только это способно было привести в восторг читателей. И авторы сильно выигрывали в благосклонности своих читателей; их почитают начитанными, глубокомысленными, красноречивыми и многознающими. Многие авторы во вступительной части имеют прекрасную возможность благодарить своих влиятельных, состоятельных людей, авторитетных представителей от науки и искусства — за всемерную помощь в выпуске своих произведений. Нетрудно себе представить, что ещё задолго до соприкосновения читателей с самими произведениями авторов, планка писателей уже заведомо устанавливается настолько высоко, что у читателя просто дух захватывает. Кроме того, в прологе у многих авторов такое многообразие ссылок на солидные источники, расположенные в алфавитном порядке, прекрасные рецензии, и много ещё чего не менее удивительного и впечатляющего.
Моя скромная поэма полностью лишена всех этих красот, которые заблаговременно располагали бы читателей на нужный звук камертона. Мне и на поля вынести нечего, и в примечания вставить не знаю что. Что было делать? — ума не мог приложить. Честно признаюсь: расстройство моё было настолько глубоким, что впору, хоть садись и плачь.
Но не случайно у нас есть добрая пословица: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Зашёл ко мне в гости мой старый, хороший друг-приятель Анатолий Павлович. Я по дружбе называл его просто Павловичем. Говорится, что истинный друг всегда вовремя является, подобно тому, как часовых дел мастер является именно тогда, когда часы нуждаются в починке. Вот и ко мне зашёл Павлович, как нельзя вовремя, и спрашивает: «Как поживаешь, старина? Как твои дела, Александрович?» Я пожаловался ему на такую незадачу, на своё, почти отчаянное положение, на свою неудовлетворённость пресловутым прологом, которого крайне недостаёт моей поэме. Я ему прямо так и сказал: «Придётся оставить мою бедняжку рукопись на произвол судьбы из-за этого пролога; может когда-нибудь, чья-то добрая рука смахнёт с моей рукописи толстый слой пыли, и добавит к ней всё то, что ей сейчас недостаёт...»
— Да что это с тобой, Александрович? Это на тебя непохоже. Дело твоё верное, а пролог, это же такой пустяк, о котором даже и думать просто даже неловко… Говорящего полена у меня под мышкой нет, как у старого шарманщика Джузеппе из произведения Алексея Толстого «Золотой Ключик», но добрый совет по старой дружбе, я с лёгкостью могу тебе дать. Согласен? Ну, в таком случае послушай, какой дельный совет я могу тебе предложить. — Сочини несколько небольших поэтических строф, посвящённых героям твоей поэмы от вымышленного имени, это придаст твоему произведению особую привлекательность. По крайней мере, этот приём не затёрт в ветошку, не набил ещё оскомину терпеливым читателям. А если твои недруги начнут тебя уличать в обмане, что не существует в природе указанных авторов, то тебе ничем это не грозит; крамолы в этом нет никакой. Кроме этого, в своём прологе ты смело можешь использовать сентенции собственного сочинения, адресуя их различным знаменитостям, например, немецким, английским, французским, итальянским, или даже китайским и индийским мудрецам. Можно с успехом использовать собственные легенды, приписывая их Восточной мудрости или мудрости Северных народностей.
Самое главное, дружище, чтобы в твоей поэме все слова были бы простыми, чтобы стояли они все на своих местах и чтобы они легко воспринимались читателями…
Я во всём согласился с моим другом-приятелем Павловичем, воспользовался его дружеским советом, и без промедления принялся за дело; вскоре всё было готово, пролог был благополучно закончен, который здесь и представлен читателям.
Посвящение героям поэмы «Путь к Солнцу»
Метеорит Тунгузский
В Горнем вы, кто с краюхами хлеба 
Вышли  к небесному стаду коров,
Чтоб подоить звёздное небо —
Из вымени дальних миров…
В небе — красное колесо кружИтся,
Явственней слышатся сфер голоса:
«Скоро новая в Небе звезда родится —
Звёздный Ковчег распустил паруса!..»
На земле — Любовь лишь звёздного роста, —
Обретший её, сердцем осознавал, —
Как возвышенно и как это просто, —
Кто до вымени Большой Медведицы доставал…
Ветер Лотоса* — в межзвёздных странствиях…
Кто аромат цвета неба вдыхает, —
Смерчем времени, влекомый в Пространство,
Родину-мачеху вмиг забывает…
Аленький цвет — с виду, словно хрустальный,
Издалека аромат его, сердцем слышим:
Вдруг открываются в нём звёздные тайны,
Тем глубиннее, чем горы выше…
Солнце второе вот-вот родится!
Звёздный ковчег — мчит на всех парусах!
Красное колесо в Небе уже кружИтся —
Явственней слышится — сфер голоса!..
Лестно владеть мне цветком неба алым,
Можно в долину с вершины спуститься;
В этом хрустальном сосуде немало
Белого млека от Неба храниться…
Если примерил папаху Казбека,
Накинув на плечи руно Эльбруса, —
Станешь другим ты совсем человеком, —
Звёздных дел мастером станешь искусным…
На колесе, обозреть Мирозданье —
Счастливо катишь по Млечной Дороге;
И по ступеням стихов хрустальных
К звезде Полярной возносишься к Богу!
________________
* Цвет Лотоса — символ Солнца
У водопада Волхонки
Солнцелюбивый Странник
Что говорят сребряные струи?
О чём звенят, поют потоки вечности?
Шумят, бурлят — приветствия свои —
С Кавказских гор — несут из бесконечности…
Кружит орёл, не знающий врага, —
Парит высоко царь над перевалом…
Волхонка, торжествуешь ты недаром,
Омолодивши вечные снега…
Не петь ли здесь, у бурного потока?
Не вспомнить ли тут молодость свою?
С Любимцем Неба — Солнцем яснооким, —
Пред Вечностью с младенчества стою…
К причастью долго шла моя душа,
Но, если всё обман, тогда, мой Боже, —
Всё, чем я жил и жертвы совершал,
Души моей уже не потревожит…
Вернусь домой, сожгу все корабли,
Свои мосты, что возводил исправно…
И стану жить затворником в тени,
Искать пути иные неустанно…
Шумите ж мне приветствия свои
С Кавказских гор несите в бесконечность, —
Сребряные, бурлящие струи, —
Часы и Дни, Мгновения и Вечность…
Безмолвной ночью тихокрылой
Коричневый карлик РАху
Безмолвной ночью тихокрылой
Сижу у окна одиноко,
К звезде посылая высокой
Посланье, как спутнице милой…
Воспрянувши с новою силой
Навстречу к воротам Востока,
Где Лик лучезарный и милый
Ликует на троне высоком!..
С лучами Его всё яснее —
Души раскрываются тайны…
И, в Небо влюбляясь сильнее, —
В ларец этот звёздный, хрустальный…
Звездой осенённый высокой, —
Моей собеседницей милой,
Душою стремлюсь к солнцеокой —
Подруге моей солнцекрылой!..
Глазами Руми из Хоросана
Друзья мои, взыскуя Бога
В чертогах звёздной синевы,
Оставьте поиски. Ей-Богу:
Вы — это Он, Он — это вы…
Мы все — возлюбленные Бога,
Пророков зря превознесли…
Оставьте глупости. Ей-Богу:
Вы — это Он, Он — это вы…
Пророки ткали знаки Бога,
Не зная Божеской канвы…
Прислушайтесь к себе. Ей-Богу:
Вы — это Он, Он — это вы…
Мы из источника бессмертья, —
Нетленной сказочной страны, —
Созвездий золотых соцветий —
Трон средь деревьев и травы…
Зачем искать повсюду Бога?
Он не терялся никогда…
Оставьте поиски. Ей-Богу:
Он с вами раз и навсегда!
Забудьте о своей тревоге.
Как на ладони — вот весь вы…
Возлюбленный ребёнок Бога —
От пят до самой головы…
Глаза в глаза увидеть Бога
Способен всякий, если он,
Свой рабский трепет и тревогу
Забудет, Солнцем озарён!..
Оставьте поиски. Ей-Богу:
Вы — это Он, Он — это вы…
Друзья мои, взыскуя Бога,
Напейтесь высью синевы!..
Язык Любви
Господин Х
Меня Ты любишь, я верно знаю,
Пусть даже взор Твой — молчит об этом…
Язык Твой тайный всё ж понимаю, —
Не зря прослыл я певцом-поэтом…
Нет, не поверил я невниманью —
Надежду вижу сквозь одеянье…
Не опозорюсь, как гость незванный,
Надеюсь Вами я быть избрАнным…
Каким служеньем мне ждать награды?
Готов всю ночь Вам — петь серенады…
Влюблён глубоко, не как попало,
Твоя улыбка — мне так похвальна…
Как хороша ты в простом наряде,
Стань госпожою мне, Бога ради!
Всели надежду, хотя бы взглядом,
Хочу всегда быть с Тобою рядом…
Язык Твой тайный, всё ж понимаю;
Не зря прослыл я певцом-поэтом…
Пусть даже взор Твой молчит об этом, —
Меня Ты любишь, я верно знаю!..
КНИГА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ.  К вратам рая
Пароход «Одиссея» с паломниками на борту держал курс из Одессы в Яффу. Нельзя было сказать, что это было самодельное судно, сколоченное на скорую руку — из чего попало, но было совершенно очевидно, что только чудо держало его на плаву. Только теперь, перешагнув через борт этого плавающего устройства, паломникам стало ясно: почему билеты на пароход были столь дешёвыми?.. Впрочем, пассажиры были достаточно благовоспитанными и терпеливыми, они ничем не выказывали своего неудовольствия внешним видом парохода «Одиссея»; все они были уверены, что всё в руках божьих и потому не стоит понапрасну волноваться.
Надо признать, что судовой обслуживающий персонал парохода «Одиссея» отличался любезностью, доброжелательностью и повышенным вниманием к путешественникам, что, разумеется, значительно скрашивало пребывание путешественников в плавании к святой земле.
Вместо кают на «Одиссее» был общий, так называемый «кубрик» в трюме. Мужская часть пассажиров была отгорожена от женской части – пёстрой ширмой. Надо отдать должное, что места общего пользования находились рядом с «кубриком» и содержались в надлежащей чистоте. К услугам пассажиров всегда был наготове кипяток для заваривания чая. Освещение в «кубрике» было слабым, и это создавало особый колорит, которым во все времена дорожили путешественники…
Рядом с нашим героем Дончаком оказался Ивантей, у которого за плечами висела гитара в чехле, у многих паломников это вызывало недоумение. Но вскоре пассажиры «Одиссеи» поменяли своё мнение, как только Ивантей тихонько заиграл на гитаре и негромко запел.
— Вот это мастер! – сказал один из присутствующих.
— Вот уж играет, так играет! Вот уж поёт, так поёт, — поддержал другой.
Действительно, исполнение было совершенно удивительным и для многих паломников путешествие было необыкновенно украшено песнопением Ивантея.
Едва-едва в степи проснулось утро,
И зорькой зарумянился восток,
Как вдруг сверкнул фонарик изумрудный –
То засиял росинкой лепесток.
Той капелькой, что небо отражает,
И звёздный всплеск — в предутренней тиши…
По ней брильянтов чистоту равняют,
А я ровнял бы – чистоту души!..
Росинка щедро, радостно светила,
Но песню света вдруг оборвала –
Она собой ромашку напоила,
Что б та к восходу солнца расцвела!
Жила росинка, лишь одно мгновенье,
И то в тени, лишь до начала дня, —
Но разве, не достойна поклоненья,
Та жизнь, что для других, — не для себя!..
Все присутствующие на пароходе, долго находились под впечатлением этой песни и, когда Ивантей собрался, было поместить свою гитару в чехол, все стали просить его спеть ещё, что-нибудь. Он не заставил себя упрашивать, исполнил песню «Разве друга ищут?»
Так уж получилось, что сошлись дороги
Вовсе незнакомых, но сошлись в одну…
Если вдруг в дороге грусть вас потревожит,
Знайте: я с любовью руку протяну!..
Если же несчастье вдруг на вас нагрянет,
На ресницах ваших заблестит слеза,
Знайте: сквозь туманы я с любовью гляну
Очень осторожно – в самые глаза…
С другом можно плакать, можно и молиться,
С другом можно просто сесть и помолчать…
Кто сказал, что с другом можно не считаться?
Друга первым делом надо уважать.
Разве друга ищут, разве выбирают?
Друг приходит в сердце просто невзначай.
Разве другом в жизни всякого считают?
Недруга от друга надо отличать…
После исполнения песни все путешественники разом живо заговорили, каждая группа говорила о чём-то своём. В следующей песне Ивантею многие подпевали на припеве.
Мужайтесь, братья-моряки,
Хоть грозен бурный вал,
Вдали видны уж маяки,
Их свет нам засиял.
Душой Свободу возлюбя,
Кладём предел скорбям.
Пристать достойно надо нам
К небесным берегам.
Награда, братья, уж близка:
В той гавани покой.
Долой, унынье и тоска.
Возрадуйтесь душой!..
Сплотимся, как одна семья,
Крепите паруса,
На берегу нас ждут друзья,
Слышны их голоса…
Не падать духом, моряки,
Нам унывать нельзя.
Всё ярче светят маяки,
Бог в помощь вам, друзья!..
Песня соответствовала общему настроению, духу путешественников, и многие из присутствующих обратили на Ивантея свои взоры, словно вопрошая у него каких-то таинств, вселить надежду, словно в предчувствии чего-то необъяснимого, что волновало их души. И тогда Ивантей запел другую песню, которая была исполнена тайной радости и надежды – «Ах, зачем на земле расцветают цветы?!»
Ах, зачем на земле расцветают цветы,
Эти милые божьи создания?
Расцветают на миг, как порою мечты
Среди горькой юдоли страдания.
Но не плачут они, и не ропщут они
В этом празднике жизни для Бога;
Что так кратки их ясные, светлые дни,
И что дышат они так не долго.
Как прекрасен у них этот милый наряд,
Ароматный, воздушный и нежный.
Как ласкает порою усталый наш взгляд —
Этот милый цветок безмятежный.
И поникнут головки, увянут цветы,
Подарив волшебство на мгновенье, —
В увяданье их, сколько немой красоты,
Столько в них простоты и терпенья!..
При путешествии на теплоходе из Одессы в Палестину можно достичь намеченной цели через морские ворота портов Яффа и Кайфа. Поскольку Назарет являлся конечной целью устремлений паломников, то ближним портом их прибытия является Кайфа и Кармилы. Однако всё же решено было плыть в Яффу, которая находится ближе к Иерусалиму, чтобы можно было посетить там святые места, а затем пребыть в Кайфу и Кармилу, откуда рукой подать до Назарета в Палестине, где провёл своё детство Иисус и жила дева Мария и Иосиф.
Яффа известна со времён всемирного потопа и Яфета, сына Ноя. Кроме того, известен миф о Персее и красавице Андромеде, прикованной к скале Яффинского побережья. Для Иерусалима Яффа является главной гаванью. Во время крестовых походов она переходила из рук в руки, пока в 1267 году султан Бибарс не стёр её с лица земли. Дерево и мрамор, он погрузил на корабли и отправил в Каир, где из дерева была построена мечеть Дахера в квартале Харамие, а из мрамора выстроили михраб (алтарь) мечети. Таким образом, Каирская мечеть была построена из целого города Палестины Яффа. Только к концу XIX века Яффа начала снова обстраиваться, и теперь ей дан надлежащий вид.
Теплоход «Одиссея» стал на якоре недалеко от берега. Было тихое солнечное утро, оно словно раскрывалось перед солнечным городом, городом мечты для многих паломников. Ласковое, утреннее южное солнце сжигало лёгкий туман перед путешественниками. Ясно-синие высокие небеса виделись за бледной янтарной далью, за жёлтыми буграми приморского берега и белоснежными строениями домов. Город стоял у самого моря, словно подвинувшись к нему ослепительной белизной, как будто желая искупаться в его пенистом янтарном прибое волн. По обеим сторонам от него, над яркой зеленью садов возвышались высокими шатрами пальмы.
— Так вот она какая, красавица — Страна Солнца! — родилась первая мысль Дончака, от увиденного чуда. Город представился ему каким-то раем, цветущим среди влажной, роскошной зелени, осенявшей тенью и дающей прохладу. Но в действительности, к этой картине много недостаёт, так как язык бледнее чувства. Город с трёх сторон обрамлён кактусами с длинными иглами, которые иногда неприязненно протягивали над головой свои лапы, разные по форме и по высоте, многие из них цвети удивительными яркими цветами. Далее, радиальными рядами располагались тёмно-зелёные чащи апельсинных и лимонных деревьев, они были невысокими и рассажены правильными рядами в бороздах чёрной свежевспаханной земли. Из тёмной зелени листьев виднелись красноватые и золотистые плоды. Этот рай апельсиновых садов очаровывает своим пленительным волшебством. Город Солнца, окружённый с трёх сторон широким морем садов, в глубине которого виднеются раскидистые пальмы, а с четвёртой стороны – морем, дышащим янтарными перистыми волнами. От этой картины мира, неги и небесной любви не хочется отрывать взволнованного взгляда, какой она видится в своей полноте, нежной прелести и первозданной красоте.
С заходом солнца, на потемневшем небе бледно засияли и вскоре ярко засверкали огромные созвездия. Между ними высыпались блестящие звёздные россыпи. Кругом, кроме ночи, бледно освещённой луной, ничего не было видно…
Утром, совершая прогулку за город, перед паломниками расстилалась дорога, уходящая в горы. Там были глубокие ущелья, склоны усаженные маслинами, через которые едва пробивались лучи утреннего солнца. Во всём чувствовалось всё новое и невольно ожидалось что-то ещё более необыкновенное. И вот перед путниками, вышедшими из масленичного сада, как будто сбоку упал яркий красный луч и расплылся алым пятном вниз по горе. Ярко осветилась другая вершина, и вскоре ярким солнечным светом было всё залило вокруг, как бы играя всеми цветами…
 
ГЛАВА ВТОРАЯ. Скажи мне: «Кто твой Бог?»
 
Первое, что предстало взору паломников в Иерусалиме, была Елеонская гора, на которой каждый камень свят. Вот Гефсиманский сад, вот место предания Иуды и камни, на которых спали апостолы, пока Иисус Христос молился о чаше. Вот церковь упокоения Божьей Матери (и гробницы Иосифа и родителей Марии). Выше на горе церковь императрицы Марии (российский дар Святому месту). Самая вершина Елеонской горы принадлежит русским. Сюда, на самую вершину горы был доставлен колокол из России через порт Яффу (вес колокола — триста восемь пудов). Близ вершины горы находится место Вознесения Спасителя.
Гефсиманский сад на Елеонской горе – место уединённой кровавой молитве, Иисуса Христа: «Отче мой! Если возможно, да минет Меня чаша сия; впрочем, не как я хочу, а как ты». Как явствует из стиха (Лука, XXII, 41): место моления Иисуса было на вержение камня выше от дороги. Если от нынешней придорожной части Гефсиманского сада бросить камень в направление к вершине горы Елеонской, то он упадёт на место кровавой молитвы Богочеловека. Это было Его любимое место, на которое Он часто всходил для отдохновения и беседы со своими учениками.
Рядом, у дороги стоит низенькая приземистая церковь. В глубине её пёстрого и красивого фасада за тяжёлыми дверьми, обитыми железом – находится место упокоения Божьей Матери. Этот храм принадлежит русским православным и армянам. Широкая лестница ведёт глубоко вниз под землю. По сторонам находятся гробницы Иосифа и родителей Марии. Внизу устроена церковь с небольшой часовней посередине с гробницей Святой Девы. При входе греческий священник подаёт на память маленький букетик цветов и свечи…
Немного поодаль находится так называемая Гробница Авессалома, памятник не искусства, но труда. Огромная глыба крепкой скалы отделённой от породы-матери глубокими проходами. Она обтёсана в виде правильного четырёхугольного здания с заострённой крышей. Проходя мимо, каждый еврей считает своим долгом бросить камешек в окно на наружной стене памятника в воспоминание о непослушном сыне Давидова. От ударов этих камешков нижний край окна отбит и опустился вниз глубоким выемом, в котором может легко выпрямиться человек. Остаётся удивляться созданию такой колоссальной игрушки.
За дорогой внизу расположена Иософатова долина, тесно выложенная узкими надгробными плитами. Здесь священное кладбище евреев, сюда пересылают они со всех концов света останки своих умерших и погребают здесь их в виду древнего Сиона. Евреи веруют, что в Иософатовой долине произойдёт страшный суд. Это верование перешло в христианские легенды. По легенде, в Гефсимании есть запертая дверь, за которой слышен плач и стоны грешников, в страхе и в томлении ожидающих Судного дня, когда отворится эта дверь и из неё вырвется огненная река, унося с собой в геенну души еретиков, не признающих Матерь Божию. Руслом Кедронского потока река донесёт свой вопиющий груз до мёртвого моря, однажды уже поглотившее нечестивые города.
На Елеонской горе находится и знаменитая «Сионская горница», где совершалась Тайная Вечеря. «Вот наступает час, — говорил Иисус своим ученикам в этот великий вечер, — и настало уже, что вы рассеетесь, каждый в свою сторону, и Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец мой со Мною. Сие сказал я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир…»
Была ночь. Христос вышел из Сионской горницы «за поток Кедрон, где был сад, в который вошёл Сам и ученики Его. Знал же это место и Иуда…»
По сказаниям Епифания, апостолы — Иоанн и Иаков, по смерти Завидея продали свою землю в Галилее и купили гору Сион. С трёх сторон (с востока, юга и запада) Сион защищён крутыми склонами, лишь с севера он отделяется от соседних возвышенностей неглубокою ложбиною. Здесь, в доме Иоанна, совершилась Тайная Вечеря, здесь жила Богоматерь после смерти Иисуса Христа; здесь же жил, занимая часть дома Иоанна и первосвященник Каифа, который не был всегдашним жителем Иерусалима. По давнему преданию, горница, в которой происходила Тайная Вечеря, была на втором этаже. Уже с первых веков христианства дом с этой горницей, «матерью всех церквей», как её называли многие паломники – превращён был в церковь. Её обновил император Константин, и с тех пор церковь эта перестраивалась неоднократно, но неизменно сохраняла своё разделение на два этажа. Она не выходила из рук христиан до 1551 года, когда турки изгнали из неё францисканцев и сделали из неё мечеть Давида. Неби-Дауд весь от порога дверей до верхнего потолка, имел обычный вид мусульманского святилища, то есть, стены его совершенно голы и закрашены белой известью. В нижнем этаже его находится комната со сводами, в которой, по преданию Христос омывал ноги своим ученикам. На южной стороне устроен магометанский алтарь.
После полудня гид объявил паломникам о перерыве и предоставил путешественникам возможность самостоятельно осмотреть достопримечательности Святого места. Дончак с Ивантеем уединились в Гефсиманском саду, присели на всем известные камни, на которых спали ближайшие возлюбленные ученики Иисуса Петр и Иоанн в то время, когда их учитель молил Господа, чтобы миновала Его «чаша сея…»
— Доволен ли ты всем, что увидел в этом Богоугодном райском уголке? – спросил Дончак у Ивантея, присаживаясь на горячий камень, под оливковым деревом, — почувствовал ли ты благость от всего увиденного и услышанного?.. При этом Дончак обвёл рукой вокруг себя, как бы указывая на всё тихое великолепие, которое их окружало…
— Уголок, конечно, райский, спору нет, но… Ивантей умолк на минуту, словно обдумывая, какую-то очень сложную мысль…
— Всё-таки мне интересно было бы узнать твоё мнение, — сказал Дончак, пристально всматриваясь в глаза собеседнику, — но если ты затрудняешься ответить, то отложим этот разговор…
К вечеру паломники расположились на окраине Иерусалима в частном приютном доме. После молитвы и ужина странники делились своими впечатлениями. Ивантей улучив минуту, расчехлил свою гитару, заиграл и негромко исполнил песню на слова А. Плещеева «Легенда»:
Был у Христа-младенца сад
И много роз взрастил он в нём.
Он трижды в день их поливал,
Чтоб сплесть венок себе потом.
Когда же розы расцвели
Детей еврейских созвал он;
Они сорвали по цветку
И сад был весь опустошён.
ПРИПЕВ:
Взрастятся цветы,
Воскреснет любовь,
Коль живы мечты
В счастливую новь!..
— Как ты сплетёшь себе венок,
В твоём саду нет больше роз?
— Вы позабыли, что шипы
Остались мне, — сказал Христос.
И из шипов они сплели
Венок колючий для него,
И капли крови вместо роз
Чело украсили его…
ПРИПЕВ:
Взрастятся цветы,
Воскреснет любовь,
Коль живы мечты
В счастливую новь!..
Все присутствующие подпевали ему на припеве с таким чувством, что многие роняли слёзы. К удивлению многих, Христина села на полу у ног Ивантея, смотрела ему прямо в глаза с какой-то неизъяснимой тоской, откровенно плакала и пела. Голос у неё был, можно сказать бесподобный, небесный голос… Когда закончилось пение, многие долго находились под впечатлением, с каким-то смешанным чувством торжества и невыразимой грусти… Ивантей недолго полушёпотом о чем-то разговаривал с Христиной и, наконец, все разошлись по своим местам для ночлега; женская половина помещения была отгорожена незамысловатой ширмой. Вскоре наступила
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Кармилы и Хайфа
Наутро паломники поднялись ни свет, ни заря. Им предстояло посетить священное место – Храм Воскресения. После короткой молитвы странники сели позавтракать, и за столом обнаружилось, что среди них нет Ивантея и Крестины. Все были не на шутку встревожены, начались поиски, которые так и не увенчались успехом.
Оставим наших паломников, шумевших, как разбуженный улей и направимся по следам наших героев Ивантея и Христины, которые задолго до рассвета, по взаимному уговору, ни с кем не попрощавшись, ушли в направлении к Хайфе и Кармилы. Вечером того же дня они были уже у гавани Хайфы на горе Кармилы. В Палестине гора Кармила своим широким «лбом» выдвигается на самый берег моря. Здесь все знаменитые монастыри славятся красотой своего положения. В горе находится большая пещера, называемая «школой пророков» и храмом Илии. По преданию, сюда приходили ученики пророка Илии для чтения священных книг и для духовных бесед. На Кармиле было главное пребывание Илии. Монахи очень чутки к красоте природы и умеют выбирать места для своих монастырей. Из мира монахам только и остаётся, что его красота. Светлая картина отдыхающего Средиземного моря, горы и долины приходятся по душе человеку, вдохновляют счастливое человеческое сердце. Горные высоты, пропасти – указывают на бренность людской суеты, дают надежду на помилование.
Хайфа более удобная гавань, нежели Яффа и здесь лучшие плодородные земли. Поэтому именно Хайфа, а не Яффа издавна считалась воротами в Палестину. Через Хайфу проникли в Палестину немецкая, а после и еврейская колонии. После революции 1848 года из православного лютеризма образовались новые религиозные секты, возглавляемые Христофором Гофманом. Он в своих проповедях указывал, что спасающая сила евангелия не иссякла, но нельзя смешивать истинное учение Христово с правоверным лютеранизмом, и что благочестивым людям нужно в чистоте соблюдать заветы нравственного учения Христа, не придавая значения всему, что касается обряда. Понемногу около него образовался кружок последователей. Он принимал к себе и католиков и протестантов. Догматов они не признавали никаких, требуя только, чтобы, выбравшие его своим учителем, жили богоугодно и во взаимной любви; старались восстанавливать в своей среде царство небесное. Чтобы воля и заветы Божии осуществлялись в их среде, как исполняются они на небе… Своё общество он назвал «храмом», и увлёк их в Палестину. В 1868 году Гофман со своею общиной высадился в Хайфе, купил участок земли и теперь они имеют множество храмов и цветущие колонии в Палестине. Община выбирает своего главу на четыре года. В совет к нему выбирается один человек из пятидесяти душ и казначей. Вот всё управление колонии.
Именно здесь, на этой цветущей земле, в гавани Хайфа в небольшой таверне с романтическим названием «Врата Рая» решили наши влюблённые герои Ивантей и Христина заработать себе пением и музыкой немного денег на пропитание и жилье, и если будет возможно, то поменять себе платья…
— Клянусь Солнцем, освещающем и согревающем всех в этом мире, — сказал Ивантей, обращаясь к Христине, — это и есть то самое место, которое я назвал бы садом песен и мечты. Взгляни на этого почтенного сказителя былин, чувствуется, что он счастлив. Такими же счастливыми должны стать и мы с тобой, милая Христина!.. После выступления почтенного сказителя былин, мы с тобой исполним несколько песен на радость этим милым людям.
К всеобщему удивлению, сказитель только что успел закончить читать былины, под музыкальное сопровождение домбры, как вдруг, один из посетителей таверны «Врата Рая» обратился ко всем собравшимся здесь с такими словами: друзья, по всему видно, что наше скромное собрание посетил некий русский странствующий певец со своей прекрасной подругой и с гитарой. Попросим же мы его исполнить для нас что-нибудь: сыграть на гитаре и спеть. – Господин, — обратился он к Ивантею, — доставь нам удовольствие, сыграй что-нибудь из своего репертуара…
— Охотно исполню для вас что-нибудь, — сказал Ивантей в ответ. Не заставляя себя упрашивать, он быстро расчехлил свою гитару, настроил её и запел:
В безмолвной ночи тихокрылой
Сижу у окна одиноко,
К звезде посылая высокой,
Посланье, как спутнице милой…
Воспрянувши с новою силой
Навстречу к воротам Востока,
Где лик лучезарный и милый
Ликует на троне высоком….
С лучами его всё яснее,
Души раскрываются тайны;
И, в небо, влюбляясь, сильнее, -
В ларец этот звёздный, хрустальный…
Звездой осенённый высокой,
Моей собеседницей милой, -
Душою стремлюсь к солнцеокой,
Подруге моей солнцекрылой!..
Как только Ивантей закончить своё исполнение, назаретянин с нескрываемой гордостью, воскликнул: «Клянусь Небом, что мы станем с этим господином большими друзьями. Его песня привела всех присутствующих в восторг, а, насколько мне известно, здесь собираются истинные ценители песенного и былинного искусства, голос у него небесный. Несомненно, это посланник Неба… Все стали просить Ивантея наградить их ещё хотя бы одной песней. И он запел:
Как много дум, как много сожаленья,
О том, что сожаленья недостойно…
Зачем я жил под небом неспокойно,
И выполнял напрасные служенья?
В стране, где нет печали и забвенья,
Где слава и почёт – смешно и вздорно;
Но воскресает радость чудотворно,
Души прекрасных черт напечатленье…
В беде скиталец мечется изгоем
В краях чужих, в неведомых пространствах;
Опоры нет ни в чём, нет постоянства,
Нет маяков и звёзд над бурным морем…
Зачем я жил под небом неспокойно,
И выполнял напрасные служенья?
Как много дум, как много сожаленья,
О том, что сожаленья недостойно…
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Храм Воскресения
После исхода Ивантея и Христины из Иерусалима в Хайфу, Дончак с паломниками целый день не находили себе места и только на утро следующего дня пришли в себя и продолжили экскурсию по Иерусалиму. Они посетили храм Воскресения, который со всех сторон обсторен зданиями. Греческие монастыри выходят прямо в его коппидоры и монахи их живут, подчиняясь общему порядку в храме. Он отпирается в шесть часов утра и запирается в шесть часов вечера. Вся служба идёт ночью. Начиная от полуночи духовенство всех вероисповеданий служит обедню у Святого Гроба по очереди. И было даже так, что греки, начиная службу, заставляли верующих других исповеданий тушить свои свечи и лампады по всему храму. То же делали в свою очередь и католики в часы своей службы, чтобы прославление даже пламенем своих свечей другие не участвовали в их служении. Позднее этого не делалось.
Особым местом в храме Воскресения является Кувуклия (Часовня Святого Гроба), которая занимает лишь малую часть храма. Взаимные раздоры религий довели храм до плачевного состояния, так как храм поделён между различными религиями, а некоторые её части находятся в общем владении, в том числе и Кувуклия, где не допускается никаких поправок. Католики не позволяют сделать это грекам, а греки католикам. Было такое, что в зановеси обрывалась бахрома и оставалась висеть одним концом, а когда греки подшили её, католики протестовали и бахрому вновь распустили и она грустно повисла. Подобное нередко происходит в Вефлееме и доходит до открытых столкновений между армянами и другими христианами, например из-за того, что армяне в своей день подмели не толко пол, но и часть лестницы, других религий.
Чтоб войти в самое святое на земле место, нужно склонить голову. Вход в Гробницу Христову украшен мрамором и каждая складка, каждая фигурка рассказывает многое. На левом дверном столпе скульптор изобразил небольшие фигурки жен-мироносиц, на правом — простирающего к ним руку Ангела. А между ними — словно живой мраморный полог тяжелыми складками осеняет вход. Лентой вдоль складок идет греческая надпись со словами Ангела: «Что ищете живого среди мертвых? Его нет здесь, Он воскрес». Уникальной особенностью изображения в Кувуклии является точное надписание имени Ангела. Оказывается, это Архангел Гавриил. Он по воле Божией должен был возвестить Пресвятой Деве в Назарете светлую радость Богоматеринства. Oн же в пасхальное утро в Иерусалиме благовествует Ей и мироносицам тайну Воскресения...
И над входом в саму Гробницу Христову видны ангелы, держащие венок и трубящие:
«Христос воскресе из мертвых,
смертию смерть поправ,
и сущим во гробех живот даровав»…
Перед входом в Кувуклию по обе стороны расположены невысокие мраморные преграды со скамьями, на которых — и за которыми — стоят высокие подсвечники, принадлежащие как православным, так и католикам, и армянам. Они возжигаются последовательно при начале службы каждой из конфессий.
Над входом в Кувуклию в четыре ряда висят лампады. Всего их сорок. Тринадцать — верхний ряд — латинских, тринадцать — нижних — армянские. Столько же — два средних ряда лампад — принадлежит православным. Число лампад строго оговорено и входит в условие общего status quo. Так, например, когда Великая Княгиня Елизавета Феодоровна хотела пожертвовать в храм в 1905 г. серебряную лампаду в память об убитом великом князе Сергее Александровиче, председателе Императорского Православного Палестинского Общества, Патриарх Иерусалимский Дамиан благословил заменить этой русской, поминальной лампадой одну из прежних греческих
Сама Кувуклия заключает в себе два небольших склепа. В первой из них находится в мраморной оправе кусок того камня, который, по преданию был отвален ангелом от пещеры Погребения и на котором сидел ангел, когда к пещере подошли жены-мироносцы. Во втором склепе находится сам Гроб Господен. При Святом Гробе учреждено братство. Из Кувуклии открывается вход в храм Воскресения для служения. Посреди церкви стоит небольшой мраморный столдбик – «Пуп Земли». По преданию, сам Христос указал, что именно здесь находится «Пуп Земли». Желающие присутствовать на службе, должны придти в храм к шести часам вечера, прождать в глухой темноте до полуночи и после службы ожидать в нём рассвета, когда двери вновь будут отворены.
У выходных дверей храма, под небольшими сводами находится католический алтарь, а несколько в стороне от него на н