дек 6, 2013 | 21:12

Материал представлен в сокращении.   Полная версия — http://www.stihi.ru/2012/12/01/10133       Поэма (греч. poiema), крупное стихотворное произведение с повествовательным или лирическим сюжетом. Один из видов лирико-эпического повествовательного рода литературы: стихотворное сюжетное повествование, стихотворная повесть или рассказ в стихах. В поэме поэт повествует о поступках и переживаниях своего героя, о событиях, в которых он участвует, и одновременно, как в лирических произведениях, передаёт свои переживания, вызванные жизненным явлением, отражённым в поэме. Эти переживания поэт выражает в лирических отступлениях в поэме, в эмоциональной окраске своего рассказа, которую передаёт поэме  стихотворная форма её изложения. В поэме наряду с героями, действующими лицами повествования, есть ещё и лирический герой  Поэмой называют также древнюю или средневековую  эпопею, а также эпос; безымянную или авторскую, которая слагалась, либо посредством циклизации лиро-эпических песен и сказаний, либо путём наращивания одного или нескольких народных преданий, а также с помощью сложных модификаций древнейших сюжетов в процессе исторического бытования  фольклора. Поэма развилась из эпопеи, рисующей события всенародно-исторического значения («Махабхарата», «Илиада», «Одиссея», «Песнь о Ролланде», «Песнь о Гайавате» и другие). Поэмы повествовали о жизни и подвигах легендарных героев или богов; в этих образах, созданных народной фантазией, отразились великие события народной жизни. Основной герой народных эпических поэм является сам народ, их содержание, выраженное в форме мифов и народных легенд, — жизнь и борьба народа.     Известно много жанровых разновидностей  поэм: героическая, дидактическая, сатирическая, бурлескная, в том числе ироническая, комическая, поэмы с романтическим сюжетом, лирико-драматическая. Ведущей ветвью жанра долгое время считалась поэма на всенародно историческую, или всемирно историческую («Энеида» Вергилия,  «Божественная комедия» Данте, «Лузиады» Камоэнса, «Потерянный рай» Мильтона, «Генриада» Вольтера, «Россияда» Хераскова и другие). Одновременно, весьма влиятельной в истории жанра ветвью была поэма с романтическими особенностями сюжета («Витязь в барсовой шкуре» Шота Руставели, «Шахнаме» Фирдоуси, «Неистовый Роланд» Ариосто), связанная в той или иной степени с традицией средневекового рыцарского романа (по преимуществу). Постепенно в поэме выдвигается на первый план личностная, нравственно-философская проблематика, усиливаются элементы лирико-драматические, открывается и осваивается фольклорная традиция — особенности характерные уже для начала создания драматических поэм («Фауст» Гёте, поэмы Макферсона, В. Скотта).     Расцвет жанра происходит в эпоху романтизма, когда крупные поэты различных стран обращаются к созданию поэм. Вершинные в эволюции жанра романтической поэмы, приобретают произведения социально-философского или символико-философского характера («Паломничество Чайльд Гарольда» Байрона, «Медный всадник Пушкина, «Демон» Лермонтова и другие, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло, «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова). Со временем появляются жанровые тенденции, характерные для развития поэмы в реалистической литературе (синтез нравственного и героического начал).     Бытуют жанровые разновидности поэм, возрождающие героическое начало «Василий Тёркин» Твардовского, лирико-психологические «Анна Снегина» Есенина, философские, исторические, нравственно-социальные.     Поэма как синтетический, лирико-эпический и монументальный жанр, позволяющий сочетать эпос сердца и «музыку», сокровенные чувства и историческую концепцию. Поэма является одной из самых продуктивных жанров мировой поэзии.   Литература: Веселовский А.Н. Историческая поэтика, Л., 1940; Жирмунский В.М., Байрон и Пушкин, Л., 1924; Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура, М., 1971; Соколов А.Н., Очерки по истории русской поэмы, М., 1956  Приложение 1 ДУША ГАРМОНИИ ДРЕВНЯЯ ЭЛЛАДА ВЕНЕЦИАНСКИЙ СТРАННИКВспоминая Марциала   Как птиц манят сочные плоды, так поэтов Привлекает муза эпиграмм эллина Марциала; Как у него, череп не скрыт мой волною волос, при этом, Нас с Марциалом эпиграмма объединила немало.   Кроме всего, нам с Марциалом Венеция нравится очень, Пусть ни гроша не приносят нам вдохновенные строчки; Жизнью и живой эпиграммой Венецию украсил поэт, Шлю его памяти этими строками тёплый сердечный  привет!   Как только увиделось мне солнце златое в лазури, Венками из лавров и роз украшены мосты и дома; И виноградными дивными всюду увиты лозами, Вечная будто бы здесь воцарилась весна.   Ветром морским меня повстречали края Марциала, Музы его с ветерком примкнули к одеждам моим; С ними повёл разговор, словно сердце нектаром, Я наполнял и со всеми готов поделиться был им.   Слышу упрёки я — сердца, души ли, не знаю, Только от них стало будто бы не по себе: «Что ты, негодник, себе в этом дивном краю позволяешь? Будто бы ты изменяешь не в шутку подруге судьбе?   Слушай же, что, мой хороший, теперь может статься с тобою; Ты отвернёшься совсем от радости жизни своей; И, может статься, увидишь ты жизнь тяжко больную, Острее, больнее, воспримешь пороки людей.   Что, в самом деле, познаешь, несчастный, тебя окружает? Чем, в самом деле, полнится жизни земной всей предел? Ложь беспредельную, старая ложь вновь и вновь порождает, Царствует месть здесь, безбожный обман и во всём — беспредел.   Грабит таможня нас, льстят и лукавят менялы, Официанты в трактирах надуть вас повсюду хотят, Только одни из них толком отстать не успели, - Новые жулики в сети свои вас поймать норовят…»   Рим лишь покинуть успел, ещё и дорожная пыль не осела, Дальше, куда не ступлю, грабят безбожно сполна; Честность напрасно искать — гнёздышка птица не свила, И не светила над местом таким ночью царица Луна.   Кажется, жизнь бьёт ключом, и бурлит жизнь безмерно, Только порядка и честности нет там нигде и ни в чём. Всякий не верит другим, да и себе сам не верит, Каждый, живёт для себя, жизнь других – нипочём.   Дивна Венеция! Сказочным видится город, Кажется: чудо страна дивной ладьёю плывёт… Вот по каналу певец, мастерски управляет гондолой, Чудится, что Марциал сам свои эпиграммы поёт.   Всюду: купец на купце и купцами купцов погоняет, Чудо товары со всех здесь земель: чего и чего только нет! Всё, что душе твоей хочется, тут же тебе предлагают, Хочешь – споют серенаду, а хочешь – исполнят сонет…   Маски соблазные шепчут игриво: «Мы для любви хороши; Что ж проплываешь, хороший, почтеннейший, мимо? Будь, как поэт. Лёгок, безвинен их грех, — согреши! Вместе с почтенной персоной в гондоле проплыть было бы мило!..»   Дивны, воздушны мосты на каналах Венеции, словно ажурные, Венками увенчаны щедро, пестрят многоцветьем цветов; Странники встречные – по-Марциаловски строги и важные, Кажется, каждый из них вам спеть эпиграммы готов.   Плыть на гондоле, как в колыбели младенца, мерно качаясь, Чувство такое: как к Вечности водною гладью скользим; Песней гребца, будто на царство иное венчаясь, Жизнь уплывает и где-то растает бесследно, как дым.   Сколько ж снующих купцов! И хочется всем прокормиться, И прокормить все желают деток своих и жену — эти купцы. Как ни крути, дольше сих нужд, многим купцам не пробиться, И не увидеть им дальше, как для пчелы – глубже цветочной пыльцы.    Мне же милее в лугах и в травах купаться росистых, Трогать цветущей весной, цвет на ветвях серебристых, Слушать на зорьке в саду, трели бюльбюль голосистых, - К радости этой тройной, жаль, мне всё меньше дано приобщиться.   Верьте мне, если хотите: перл отыскал здешний, Венецианский, Среди ракушек морских и мелких прибрежных каменьев: Пел на гондоле певец песенный стих Марциалский, Песенным перлом бесценным щедро меня одарил, несомненно…   Слуха коснулся, живой красоты вдохновенный мотив, Песня обычной была, — исповеданье одной потаскушки; Благочестивее мне не случалось и в храмах услышать молитв, Сколько б ни пел он, не пресыщалось молитву ту слушать…   Искренне пел мне гребец на гондоле, искрились искренне слёзы, Большую милость, о Боги, впредь вы мне не обещайте явить; Вот какой жемчуг дарила, перлы какие – путнику муза, Что Марциал, когда-то эллинов со щедростью смог одарить.   Песней и ветром морским меня провожали края Марциала, Музы его с ветерком вживую приникли к одеждам моим; С ними я вёл разговор, словно сердце моё наполнялось нектаром, Вот уж отныне со всеми готов от души поделиться был им.   Плыл на гондоле, как в колыбели и, мерно качаясь, Верил с надеждой, что к Вечности гладью небесной скользим; Доброю песнею, словно молитвой, на царство иное венчаясь, Жизнь на Земле уплывёт, и где-то пристанет лодочка к царствам иным...      К МУЗЕ   Вина ль моя в том, что Овидий с Катуллом меня вдохновляют? Что «Юную Россу» призвал я покинуть телеканал? Что, как созерцатель искусств, природу душой созерцаю? Что, чуждых мне, чтить — ни имён, ни догматов не стал?   Что жизни бичи не убили во мне человека? Личины все ханжества с детства от сердца отверг? В грехах наших, муза, сама ты в ответе от века, Великий и тяжкий поэзии пламенной грех.   Считают, что муза – забава, пустая игрушка, Которою, детям дозволено только играть. Ах, муза моя, пусть нищенка ты, пусть — побирушка, Считаю, не мачеха мне ты, а добрая, нежная мать.   И самые близкие люди, того лишь мне только желают, Чтоб стал я, как все, наконец, чтобы стал я другим; Но, муза моя, одной лишь тебе только я доверяю, Пусть буду, лишь только тобою одною любим.   Ах, муза моя, не нужны нам ни пальмы, ни лавры, Пусть мирно они зеленеют и в рощах достойным цветут; Хорошую песню, друзья, запевайте: и малый, и старый, А лавров хватает на всех, кто достойно, с душою поёт.   Новому племени, в песнях стойкое мужество нужно, Ведь стойкому мужеству — песня геройская, как фимиам. Так пусть же подкупят ваш слух – песня, любовь и дружба, Пусть будет нам домом святым Природа — наш истинный храм!   Если наполнится радостью юное сердце от песни, Если в мелодии, дух вдохновения жив, — без прикрас: К сердцу прижмите меня, чтобы петь стало лестней, Добрая песня моя, оживай и лети! В добрый час!..  ЧИСТИЛИЩНЫЙ ОСТРОВ   Мне говорили: напрасны к писанью старанья, Каждый читает лишь о себе, для себя, про себя… Кто-то стремится за новой строкою заранее, Выбрать в прицел, как охотник, добычу любя.   Эту строку, что присвоил охотник-любитель, Новый охотник с охотой берёт на прицел; Стадный охотник, лучшей строки размножитель, В сад мой зайди, может, новой строкой он зацвёл.   В этом саду поселился бродяга в лохмотьях, Целой толпою зевак, попрошайка тот был окружён; Все были знатны. С брильянтами перстни и кольца, И тот оборванец, особым вниманьем их был награждён.   Пел оборванец, как чудом попал к ним на остров, Пиратским ковчегом был хитростью он полонён, И после крушенья, на остров пожаловал гостем, Команда погибла, остался в живых, только он.   И вот он на острове принят тепло и радушно, Вино предложили и комнату с мягкой постелью; — Живи здесь и пой. Большего нам от тебя и не нужно, Ты только нам пой. Очень рады мы все песнопенью.   Но в душу пришельцу стала тоска западать: «Так не бывает, — подумал он, — эти ребята, Просто за песню мягкую вам не постелют кровать, Жатва с меня будет, как у пиратов – богата.   Эти друзья не потонут нигде, никогда, Дело их верное, что на кострах не сгорает, Не только меня, всю родню рабами впрягут на года, Надо, хоть как-то отчалить живее из этого рая».   По-простоте своей, без промедления — их оборванец спросил: «Будьте любезны, друзья, пожалуйте счёт, между нами». Просьбою этой, однако же, всех оборванец взбесил, Долго и больно так били его со словами:   «Каждому так воздаём, кто гостеприимство наше не чтит, Кто безбожно и нагло попирает понятия наши; — Вот тебе счёт от меня, я старался тебя от души угостить! — Вот от меня тебе счёт — за жильё, — впредь будешь краше!..   Мы не обязаны вовсе терпеть в доме у нас этого хама! Пусть, хоть душа у нас тряпкой была б половою, В нашем раю, у подножья небесного храма, Разве ж, друзья, потерпели б мы хамство такое?!»   — Вспомнил я, вспомнил я, вспомнил я, милые братья, Вы уже били за это меня неоднажды!.. Только вот всё, вновь и вновь успеваю забыть я, Лишь только остров покину я с этой наукой отважной!   — То-то же! – хором воскликнули все, — вот те наука! Остров покинешь ты вскоре же наш, до свиданья! Снова к пиратам плыви, живо ты в путь отправляйся, Вот тебе лодка с веслом! Несчастный, греби, отгребайся!..